У как Умереть в Париже

Похоронный дом в парижском районе Батиньоль устроен на манер респектабельных отелей. На входе - стойка регистрации, оборудованная в стиле, не лишённом элегантности. Чуть подальше за ней - длинный, похожий на гостиничный коридор с массой дверей с массивными ручками под бронзу и светильниками, льющими в мягкий свет. Двери ведут в "салоны", причём каждый из них обозначен табличкой, более подходящей для названия каких либо президентских сьютов в шикарных столичных отелях: тут и салон "Монсо", и "Тюильри", и "Рив Гош", и "Одеон"... Вот только их постояльцы ведут себя поспокойнее и никогда не вызывают room service.

На еврейском кладбище Pantin серо, промозгло и сиротливо.
Я смотрю на огромную группу людей, а она пристально смотрит на меня. Единственная мысль приходит мне в голову: как жаль, что я не могу достать телефон и сфотографировать это восхитительное зрелище. Среди гранитных надгробий стоят около 400 мужчин и женщин, и все одеты в чёрные адвокатские или судейские красный мантии, с плеча свитают эпитоги, у кого с белым мехом, у кого и без, блестят чёрным шёлком отвороты рукавов.  Но я не могу их сфотографировать - они стоят в очереди, чтобы выразить нам с мужем свои соболезнования.

Раввин, похожий на Ярмольника, вызывает во мне искреннее восхищение своим остроумным красноречием, чувством нюанса и своим методом решать неразрешимые разногласия между  двоими моими родственниками par alliance: выслушав претензии обоих, он говорит, обращаясь к одному: "Вы правы", потом к другому: "Вы тоже правы. А теперь слушайте и делайте так..." При жизни мой свёкор часто предлагал мне познакомить с раввином Корсья, а я отказывалась, дурочка. Думала, что этот раввин - просто разновидность попа. Теперь жалею. Да и не только об этом.