Есть на нашем курсе один француз. Противоречивая личность в плане человеческих отношений, прямо скажем, но да сейчас не об этом. В тот памятный вечер, когда наш курс жадно прильнул к вывешенному списку распределений на стажировку "Европа", мне запомнилась душераздирающая сцена: этот француз еле стоит, прислонившись к стенке и держась за сердце, весь зеленый. Он был распределен в Посольство Франции в Москве.
Откуда такой ужас при мысли провести 4 месяца в сердце нашей Родины? Путем расспросов выяснилось, что несчастный уже бывал на практике в Москве, правда в начале 1990-х годов, и ему, понятное дело, там страшно не понравилось. Я попыталась было увещевать его тем, что, мол, за десятилетие Москва, да и Россия вместе с ней, до неузнаваемости изменились, и вообще, даже в Москве люди как-то живут. Чай, не Гондурас. В ответ на это он только махал на меня рукой и улыбался, как вдова, которой уж ничего не мило.
Прошло три месяца. К моему огромному удивлению я получаю от нашего "нового русского" (не потому, что уже и не надеялась увидеть его в живых, а потому, что мы и не были особо дружны до отъезда на стажировку) мейл о его житье-бытье в Москве, полный дифирамбов этому городу и великой России. Мне это послание было таки чистым елеем на сердце, хоть я по отношению к нашей Москве отношусь скорее сдержанно. Мой приятель на свое счастье открыл для себя существование, помимо всего прочего, изысканных грузинской и армянской кухонь, но и... русских женщин.
Выяснилось, что во время его десятидневной командировки в провинцию наш гордый галл выдержал осаду дюжины уральских молодух, возжелавших его заграничного тела и взалкавших перспектив переезда за географическую границу Нормандии-Неман. По его словам, одна из этих горячих блондинок, припудрившись и причесавшись, как следует в этом случае, предстала пред его очи, чтобы объясниться. Цель ее прихода была четка и ясна: уехать во Францию вместе с молодым энарком. Причем даже его обручальное кольцо не было для нее помехой исполнению этого амбициозного плана.
В конечно итоге, французу пришлось появляться в обществе исключительно в присутствии одной французской коллеги, дабы пресечь многочисленные оффензивы обезумевших от страсти русских баб. А надо сказать, друзья мои, что наш француз – совсем не Ален Делон. Даже, можно сказать, его антипод.
Но, впрочем, не судите, да не судимы будете. Пусть сражаются наши гордые амазонки, если считают, что Париж, в прямом смысле этого слова, стоит мессы. На примере моего французского приятеля можно с легкостью убедиться в том, что даже самые наивные, топорные и неуклюжие попытки провинциальных прелестниц дали свои плоды: в своем послании ко мне новоиспеченный поклонник русских красот уже начал слегка сожалеть (с долей самоиронии, конечно же) о том, что женат.
Горе носителям хромосомы XY, ступившим на зыбкую российскую почву. Расслабленно улыбаясь блаженной улыбкой туриста, идут они по залитым солнцем широким российским улицам, изучая витрины с матрешками и черной икрой, не подозревая, что участвуют в масштабной охоте, где добыча – они сами.
Зоркие взоры русских охотниц следят, не отпуская из вида ни на миг, заморскую дичь. Тонкие ноздри славянских курносых носов чутко вздрагивают, когда в окрестностях вдруг появляется неместный запах. Охота началась. Все стрелки уже на своих номерах.
Между собой охотницы не ладят и лишь до кульминационного момента терпят присутствие многочисленных конкуренток. Не дай же Бог оказаться на линии огня той, которую уже охватила страсть ощущения близкой добычи. Русские женщины – беспощадные воительницы и пленных не берут, несмотря на многочисленные протесты Красного Креста. Русские сирены своими сладкими речами убедят любого убогого иностранца в том, что он в их глазах Übermensch: и карлик вдруг становится гигантом, старый боров – молодым рысаком, а жалкий лузер – перспективным мужем.
Экклезиаст так писал о русской женщине в период гона:
«…и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она - сеть, и сердце ее - силки, руки ее - оковы; праведный пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею».
Не удержусь я от перевода этой мудрости на французский, чтобы описать будущее моих французских знакомых, уже павших сладкой смертью храбрых в цепких объятиях des poupées russes:
"Et je trouve plus amère que la mort, la femme, car elle est un piège, son cœur un filet, et ses bras des chaînes. Qui plaît à Dieu lui échappe, mais le pécheur s'y fait prendre."
Комментариев нет:
Отправить комментарий
А я вам вот что скажу...